Станция кноль – Станция Кноль — Цена свободы

Станция Кноль — Цена свободы

Посмотрел замечательный фильм Романа Балаяна «Райские птицы» («Закрытый показ» Александра Гордона). Правда, замечательный – несмотря на весь антисоветский пафос.

Не смог пройти мимо этого фильма, потому что фильм – о свободе. А именно это, как следует из названия моего журнала – для меня есть главный вопрос и главная проблема человека. Или Человека: как получится.

В фильме есть огромное количество, на самом деле, лестных для советского человека – коим я себя, безусловно, считаю – вещей. Я не обнаружил там ни мерзости, ни гнуси советской власти. Тот факт, что так называемый писатель Кабаков ничего не опубликовал при СССР, даже в самиздате – говорит исключительно о том, что писатель он – так называемый. Писатель откровенно слабый и бесполезный, и его слова: «тогда не пиши» — ему следует отнести к себе в первую очередь.

Но вопрос не об этом, конечно же. Вопрос, действительно – о свободе, а вовсе не о графоманах, мнящих себя угнетаемыми писателями. Есть, в конце концов, примеры Пастернака, Платонова, Булгакова. Пусть даже Гроссмана и Солженицына – при всей моей нелюбви к ним, они явно являются Писателями – в отличие от упомянутого Кабакова. И писали, и издавались (разными способами), и читались – потому что нет писателя без читателя.

Но дело ведь не только и не столько в свободе творчества. Дело в свободе – вообще. Исходя из концепции фильма – в способности летать. Нет – ЛЕТАТЬ. Очень ведь важно было для героев – улететь из страны, в Прекрасный Западный Мир.

И ЧТО?

Главное, с чем сталкиваются герои – с тем простым фактом, что там, на этом прекрасном Западе, в прекрасном шагаловском Париже – летать-то не получается! И писать – не получается! Да, ты свободен – но толку-то от этой свободы? Для обывателя – ценность такой свободы неоспорима. Но для творца – она не просто бесполезна, но губительна! И когда такая свобода нам предлагается в качестве единственно нужной и необходимой – это очевидная ложь. Впрочем, абсолютно коннотирующая с позицией министра Фурсенко о «человеке-творце».

Особенно смешно слышать в обсуждении, что «советская власть – чудовищна» (Гордон) или что она является «самым большим преступлением против человечности, против собственного народа» (кто-то из критиков). Смешно, конечно, с оговоркой – потому что очевидно намерение нынешних идеологов максимально советскую власть, говоря привычным для них языком, «опустить». Именно при советской власти люди действительно могли летать – пусть каждый по своему, и не всегда «в ногу». Но при этом – мы видим совершенно замечательного генерала КГБ, очень (в отличие от нынешних цепных псов режима) честного и справедливого. Даже общаясь с откровенным антисоветчиком и перебежчиком – он говорит с ним, как с Человеком: как с заблудшим, но еще могущим послужить обществу творцом. Очевидно, с точки зрения нынешнего режима – это ужасно неправдоподбно. Нынешние церберы даже и пытаться не будут – слишком очевидна мерзость и античеловечность существующего режима.

Конечно же, в фильме – повторяю, безумно талантливом – есть множество удивительных и потрясающих, красивых и романтических деталей. Есть тема любви – и тема предательства, одинаково точно, в двух словах, показанная. Но главное, на мой взгляд — тема замечательной и потерянной сегодня страны, в которой возможно было всё, но не всё получалось –  и утерянной сегодня безвозвратно.

Вообще, фильм – про честных людей. Честных кагэбэшников, честных обывателей, честных писателей и диссидентов. При всём своём неприятии режима – ЧЕСТНЫХ! И поэтому – способных летать…

Возможно ли в сегодняшней России – ЛЕТАТЬ?

daemon77.livejournal.com

«Райская птица» Роман Балаян

В Лондон Роман Балаян приехал на несколько дней — принять участие в кинофестивале имени Сергея Параджанова. Его присутствие на фестивале было вполне логичным: принято считать, что Роман Балаян — ученик Параджанова. Даже не будучи критиком, не заметить внимание обоих к тому, что принято называть вечными темами, органичная способность не размениваться по мелочам и какая-то особая кавказская ответственность за каждое сказанное с экрана слово видны любому зрителю. В фестиваль включили три ленты с Олегом Янковским — актером, который был голосом режиссера, в силу профессии остающимся за кадром: «Полеты во сне и наяву», «Филер» и «Райские птицы». Последняя картина – о судьбе молодого писателя с лицом комсомольца Сергея Голобородько, о том, как во времена оттепели его роман «Станция Кноль» становится отправной точкой для целой цепи событий: возвышенных чувств, любовных трагедий, полетов наяву, обретения свободы и ухода вдохновения…

— Ваши ленты были показаны в рамках фестиваля Параджанова. Вы долго дружили. На чем была основана эта дружба? Можно сказать, что вы почувствовали какую-то внутреннюю связь?
— Я был студентом — нас познакомил друг. И Параджанова я с первого взгляда невзлюбил — подумал, что он очень надменный. Потом я посмотрел его картину «Тени забытых предков» и пришел к нему домой восхищенный — так мне понравился его киноязык. Параджанов дружил со многими, его квартира была открыта круглые сутки — такой караван-сарай. Нечего делать — идем к Параджанову, нечего есть — идем к Параджанову. Так в неделю я раз пять у него бывал. Ходил чаще других, так как окончил институт в 56-м году и не мог три года дождаться дипломной работы — у меня было много свободного времени. Параджанова мы слушали часами — темперамент и энергия были бешеными. Через него мы знакомились с людьми искусства – к нему приводили любую иностранную культурную делегацию, как в советский светский салон, хотя внутри ЦК он признан не был. Его влияние было колоссальным, моя дипломная работа стала сплошным подражанием Параджанову. Я приехал учиться, думая, что я гений, а тут понял, что гений-то он, а я таким никогда не буду.

— И когда же вам удалось освободиться от творческих пут Параджанова?
— Наверное, когда я снимал фильм «Каштанка». Я стал находить собственный язык, затем и тематику. Я снимал много классики. Сначала, конечно, подавал сценарии на современные темы — их считали слишком острыми и не принимали. Тогда, чтобы не делать партийных фильмов, я перешел к русской классике. Считалось, что я ухожу от современных проблем — зато в моей биографии нет заказных фильмов. События лент «Храни меня, мой талисман» и «Полеты во сне и наяву» могли бы произойти и сейчас. Сложная история произошла с «Леди Макбет Мценского уезда». Председатель Госкино СССР решил, что я бы хорошо снял ленту по этому произведению Лескова, а я его прочел и понял, что это совсем не мое, — но мне разрешили снимать по-своему. У Лескова она убивала не задумываясь, а у меня она сомневалась, мучилась — фильм стал менее страстным, но зато моим по духу.

— А вашим — это каким? Размеренным, словно прокрученным на медленной скорости?
— Да, хоть для широкого зрителя медленное кино — это скучно. Можно снять по-другому — но зачем? Я люблю смотреть боевики, а снимать их ни за что не буду. Жизнь художника не обязательно похожа на его творчество. Вот я в жизни веселый человек, компанейский, пошутить люблю, а фильмы создают впечатление человека размеренного.

— А какой вы режиссер? На площадке вы царь и бог или либерал?
— Если бы я был командиром, стал бы гением — в кино надо быть деспотом. А я всем прощаю. А те прекратили бы съемку, наказали виноватых, оштрафовали. Мне интереснее обдумывать идею фильма, вынашивать ее, а вот воплощать — это так утомительно. Но доверить никому не могу, хочется снять самому. Но все мои фильмы сняты хуже, чем я их придумал. И потом приходится связываться с шестьюдесятью людьми, тащиться на съемки — ну не царское это дело. Я терпеть не могу обязательную программу в фигурном катании, мне ближе фейерверк произвольной. Жестких режиссеров боятся, а меня любят. Если другие будут продлевать на четыре часа рабочий день, то участники съемочной группы попросят денег. А у меня просить не будут, потому что работают из любви. Я и съемки на четыре часа задерживать не буду — на следующий день доснимем. Отдыхать надо!

Беседовала Елена Петрова.

Полный текст

читайте в июньском номере журнала «Новый стиль».

pulse-uk.org.uk

«Райские птицы» реж. Роман Балаян (фестиваль «Московская премьера»): _arlekin_

Киев, 1981 год, и, как участливо напоминают титры, еще «четыре томительных года до начала перестройки и glasnosti». Молодой писатель Сергей Голобородько (Андрей Кузичев), которого нигде не печатают, но пока и не преследуют, приносит свой роман «Станция Кноль» к старому диссиденту Николаю и у него знакомится с его юной сожительницей Катериной. Старик намерен навсегда покинуть СССР, но прежде он должен научить Сергея… летать. В буквальном смысле — они с Катенькой летают, как райские птицы, и Сергей тоже учится. А тем временем Катя влюбляется в Сергея и они начинают летать вместе.

Пара, поднимающаяся в воздух над кроватью в момент оргазма — такого ни в каких порно-фильмах не увидишь. Воспарение интеллигента над пошлой обыденностью — то еще порно. Вообще «Райские птицы» — апофеоз интеллигентского маразма. Потому что, разумеется, старого интеллигента арестуют и он умрет в камере, молодая пара улетит — как птички — в Париж, но почувствовав смерть прежнего возлюбленного, Катенька шагнет из окна и взлетит, но не вверх, а вниз, Сергей же утратит на чужбине способность не только летать, но и писать, начнет пить, будет насильно вывезен в СССР, где его уже сдал гэбистам лучший друг под страхом того, что его уголовники в камере изнасилуют, и закончит дни в психбольнице. Для полноты картины старого интеллигента играет Олег Янковский, а его летучую музу — Оксана Акиньшина. И летают герои, подобно персонажам «Полетов во сне и наяву», под Джо Дассена. Хотя на травке предпочитает располагаться под магнитофонные записи Окуджавы. И как бы глупо не выглядела Оксана Акиньшина в принципе, так глупо, как в платье, сшитом из американского флага, она еще не выглядела никогда.

Фильм снят сразу по двум произведениям некоего Дмитрия Савицкого, с творчеством которого я не знаком совершенно и оценить качество его прозы не могу. Но зато могу отметить сюжетное сходство «Райских птиц» с песней Андрея Макаревича «Он был старше ее, она была хороша». И вряд ли дело в заимствованиях — дело в специфическом устройстве интеллигентского мозга. И, казалось бы, надо Балаяну отдать должное — в то время как уже и Макаревич вовсю бренчит гитаркой на правительственных концертах, Балаян в Украине продолжает бескомпромиссноразоблачать кровавую гэбню (а КГБ в «Райских птицах» предстает организацией более мерзкой, чем ЦРУ в «прогрессивных» американских картинах). Но делает он это настолько бездарно, что дискредитирует и сам факт разоблачения, и всех подобных разоблачителей оптом. Поскольку практически все они — такие же вот маразматики, как герои фильма и его создатели-интеллигенты, которые не идут на поводу у преступной власти, но летать и творить могут только на многострадальной родине, а единственное, чего бояться — это как бы их в жопу не выебли. Хотя многим из них это скорее всего пошло бы только на пользу.

Кстати, следуя изначально заданной логике сюжета, герои не могли долететь до Парижа, а должны были упать на западной границе СССР. Шлепнуться прямо на КПП.

users.livejournal.com

Балаян. Райские птицы. Кабаков. Девушка с книгой… Притворно и истинно художественный смысл.

Взлёты-оргазмы – образ для высоких буржуазных ценностей.

Оправдание гримасы.

Я посмотрел в “Закрытом показе” кино Балаяна “Райские птицы” (2008), и оно меня нисколько не тронуло. Значит, не о чём писать. Но я подозреваю, что оно меня не тронуло больше из-за меня, чем из-за Балаяна. Вот недавно было в той же программе другое кино, “Дом ветра”. И там и там снимается абсурд. Там – усыновление со дня на день умрущего мальчика, заражённого СПИДом, тут – летающие люди. Но там я весь загорелся, а тут… Боюсь, что потому, что там грезилась мессианская роль России в мире, роль неискоренимой доброты перед концом времён, чем грозит глобальный экологический кризис от перепроизводства и перепотребления (неискоренима доброта в России, следовательно, она и раньше была – в СССР). А тут – ненависть к СССР за наличие в нём КГБ и тоталитаризма и за проблемы со внутренней свободой.

Я лично тоже был гоним КГБ. Но оно не лишило меня внутренней свободы, и я не шибко материально пострадал. Может, потому ко мне Балаян не пробился?

А ведь меня, бывало, пробивали творческие люди такой идеологии. – Самоцитата. О рассказе “Девушка с книгой, юноша с глобусом, звезды, колосья и флаги”.

“И совершенно случайно прочел восьмистраничный рассказ Кабакова. Там женщина изменила мужу. Не впервые, вообще-то (хоть и редко это делала). Но на этот раз случилась какая-то особая привязанность. Случилась любовь. И с любовником — то же. Он все горячей умолял ее бросить мужа и улететь с ним в Израиль (в СССР он не мог себя реализовать как программист). А она не могла решиться. И однажды в неурочный час вернулся домой муж. Парню пришлось выпрыгнуть в окно нагишом на близко расположенную одну из крыш этого дома. Но он не убежал, а заглянул обратно в окно и, хоть в комнате уже был муж, предложил любимой лететь с ним. Она, голая, согласилась. И они полетели, радуясь, что не одеты (был жаркий июль).

“- А у Шагала все евреи летают,- сказал он.

— И невесты,- сказала она”.

В общем, на том рассказ кончается. И я вдруг понял Шагала и [того одессита, чьё произведение я разбирал]. Мучения евреев в царской России были похлеще, чем невыездных — евреев и неевреев — в лежащей у моря, а значит, у границы, Одессе за железным занавесом. Так поэты из компании [разбираемого автора] — люди донельзя чувствительные — тоталитаризм переживали, как когда-то антисемитизм — Шагал. До экзальтации. В таком, измененном психологическом состоянии, любая гримаса художественного произведения — оправдана. Люди мечтают о невозможном, вот и рисуют, грубо рисуют невозможное: свободу в полете над мерзостью. Глаза зрителя видят идиотизм натуралистического изображения летящей над местечком невесты. А умопостижение говорит, что это от отчаяния Шагал так… И от несгибаемости… Ну, Кабаков — иначе: от отвращения к гомо советикусу. Но в общем — то же”.

Грешен. Хоть в фильме “Райские птицы” репродукция этой картины Шагала и фигурирует, я ненависть Баляна не почуял. А заподозрил её лишь из-за самого Кабакова, присутствовавшего на “Закрытом показе” (наверно, из-за этого рассказа, в частности, он и присутствовал). И этот Кабаков впрямую повторил то, что – я это потом прочёл – тоже впрямую, вне фильма, сказал Балаян:

«Сейчас 70% людей ностальгируют по советскому прошлому и считают, что раньше было лучше: бесплатное здравоохранение, обучение, бесплатные путевки, уверенность в завтрашнем дне. Но это лишь те, кого не коснулась страшная государственная машина, уничтожавшая все талантливое, делавшая жизни 30% людей невыносимой, ставившая их в унизительное, позорное положение. Тогда, я уверен, было много очень талантливых людей, которые не смогли, не сумели противостоять давлению этой безжалостной машины. Они уезжали, гибли в безвестности. Я хотел этим фильмом напомнить 70% людей о том, какое это было прошлое, и сказать, что туда возвращаться нельзя” (http://www.centum.ru/Balayan_filmom_Rayskie_ptitsi_ya_hotel_napomnit_ob_uzhasah_sotsializma.html

).

Ну в самом деле: взять и во вроде бы внешне реалистическом кино снимать буквально, как люди летают. Вот так запросто – разбежался по полю и полетел. Или, там же, другой, встал на цыпочки, потянулся, потянулся вверх – и взлетел метров на десять вверх. Или в оргазме – на метр над кроватью или над полем, опять же. – Ну как в этом понять крайнюю ненависть создателей произведения к тоталитаризму?

Ан нет. У Кабакова я всё-таки её понял. Видимо, литература лучше соединяет изображение с выражением, чем кино. И тогда Балаян виноват. Воспарение над постелью при оргазме только потому, что “он” по сюжету – писатель, а “она” – вдохновительница его на творческую свободу, как-то не срабатывает. Или даже если не в постели это, а в поле, по мановению её руки.

Или надо с доверием отнестись к режиссёру… Я посмотрел фильм второй раз. Балаян же обращается к 70% нынешнего населения России, которое, понимать надо так, не знает, что такое творческое озарение. Так, может, оно знает, что такое оргазм…

Я не ёрничаю. Я вживаюсь.

И вот вам мешают…

Озвереть можно…

Но как-то через голову не волнует. Может, это как раз потому, что Балаян смог (и даже не постеснялся) сказать, что он «хотел этим фильмом”?..

Кошмар, если задуматься. Человек взял и признался, что сотворил иллюстрацию к заранее ему известной мысли. Сделал её оживляж. Признался в ремесленничестве!

Человек придумал образ: гении – летают. Они внутренне свободны. И тем опасны для власти в стране несвободы. Та их гнобит.

Ну, если человек думает, что искусство – это образное изложение известной мысли и чувства, то и всё в порядке у него… А, нет. Неожиданность. Он ещё знает, что образ должен быть неожиданным. – Ну так, пожалуйста: пусть в реалистическом на вид фильме люди… летают.

Только вот обычно художник вне всякого знания, как делать, стихийно неожиданность хватает по противоположности тому, что смутно тревожит. Воплощённое колебание, Гамлет, убивает направо и налево, Отелло – доверчив, Онегин, светский лев, – катится к гибели от любви. А у Достоевского… Убийцы философствуют, святые продают тело на улице, отцеубийцы спасают человечество. У Балаяна же вдохновенные – летают. – Где ж тут неожиданность? Это поэтическая банальность давно. Разве что в реалистическом контексте вообще не врубаешься от такого скачка.

Так Кабаков перед тем, как подобно поступил, хорошо читателя накалил сочувствием разгорающейся любви, которая живописуется, и противоположным накалил тоже: сочувствием приближению неизбежного расставания навсегда, которое тоже живописуется. Надразнил вволю. И вдруг – нет расставания! Пусть и таким неожиданным образом.

А у Балаяна сочувствие гениальности совсем не разыграно. Ведь в жизни само ж озарение – результат тоже столкновения противочувствий. И режиссёр напрочь сдался невозможности ввести зрителя в курс метаний гения. Просто повешена бирка: писатель Голобородько – гений. И этот Голобородько то и дело показан пишущим. А его друг, Никита, целью своей жизни заявляет добиться публикации Голобородько, хоть где. И мы должны поверить его вкусу. Но самый перец, летающий, критик (или кто он там?) Левченко (играет Янковский), тоже гений, тот, появившись в кадре, сходу начинает рассказывать, какая его любовница в постели. А следующим действием – водку распивает. И пипл должен схавать, что это – интеллектуал. И премия “Ника” дана… Лучший фильм стран СНГ и Балтии.

За передачу ненависти к КГБ?

«…и в эти самые опасные минуты вдруг действие сгущается и совершенно откровенно переходит в безумный бред, в повторное сумасшествие, в напыщенную декламацию, в цинизм, в открытое шутовство. Рядом с этим откровенным безумием невероятность пьесы, противопоставленная ему, начинает казаться правдоподобной и действительной. Безумие введено в таком обильном количестве в эту пьесу для того, чтобы спасти ее смысл”.

Это Выготский о “Гамлете”. Чувствуешь, что Шекспир был ну в совершенном отчаянии от наступавшего на Англию капитализма, первичного, бандитского. И потому так круто поступал.

А Балаян – в совершенном отчаянии от вот уж 20 лет всё никак не умрущего на территории бывшего СССР совка. Не желающего тоже капитализма, тоже первичного и бандитского. 70% по его оценке ностальгируют…

И как Шекспир, — в предшествующем периоде творчества гуманист, — верил всё же в исконное добро в человеческой природе, пусть только в сверхбудущем проявящееся (когда восстановится связь времён), и потому создавший для нас всё же (пока плохих) своего “Гамлета”… Так Балаян (я пока буду применять противоположные оценочные слова) верит всё же в исконное зло в человеческой природе, пусть только тоже в каком-то будущем окончательно победящее совка в себе, и потому создал для нас, потенциально западных людей, своё кино.

Так если вжиться во врагов этих нынешних 70%, то, может, действительно хороша эта балаяновская крутость с летанием на реалистичном фоне… Кагэбэшники стучат в дверь – диссиденты прыгают в окно и улетают в Париж.

Правда, летание – единственная гримаса в фильме.

Подлежащих ненависти силовиков он делает прямолинейно отвратительными, и это не выглядит натяжкой. – Почему? – Потому что в мире этого кино нет того, что хотел Маяковский: чтоб к штыку приравняли перо. Диссиденты показаны без жала. Их бьют. Они не могут ответить силой на силу. Созывающий прохожих на неправый суд, что будет завтра, — калека на костылях. Подвернувшийся кстати милиционер его валит. Подсудимый – стар и не может всё помнить, что суд ставит ему в вину. Обращаются с ним как-то так, что у него разбиваются очки. Он после суда не может идти по лестнице, ибо не видит, — так его хватают под руки, видимо (нам не видно), так, что он вскрикивает: “Что вы делаете?!” Абсолютно лицемерен кагэбэшник, который курирует Голобородько, приходящего каждые три дня отмечаться. Он так радушно – зряшный был донос – отпустил спортсмена, что был перед Голобородько на приёме, а когда тот вышел, позвонил, чтоб поставили телефон того на прослушку. Он как отец родной удовлетворился тем, что Голобородько сжёг рукопись: «И вообще, Серёжа, никакой “Станции Кноль” не было. Ничего ты не писал. Никогда не летал, и не был в Париже. Для нас ты чист. Как белый лист”. А тем не менее приставил слежку с заданием не допускать провокации типа призывов летать самим или видеть, как летают другие. И приставленный сбивает с ног посмевшего, пусть и безуспешно, поделиться с идущими людьми, что видит в небе летящих людей. А приставивший – монтаж – удовлетворённо гасит сигарету об ствол дерева. Потушил человека. – Вообще, мол, что это за противники у КГБ? Не шпионы и диверсанты, а собственный народ, инакомыслящий. Который, мол, безобиден. А к нему относятся как к вооружённому врагу (к штыку ж, повторяю, в этом кино не приравнено перо: всего лишь безобидно летают).

Но это “в лоб” об отвратительности КГБ не действует на вас именно потому, что дано “в лоб”. А не потому, что вы не приняли условия, что силовики – антинародны.

А они и впрямь антинародны. Ибо строй-то оказался ложным. Не тем, за который сражался Дзержинский, портрет которого висит в кабинете у куратора Голобородько. И народ, в соответствии с Большой Ложью строя, скурвился. И уже с завистью смотрел на Запад.

Отсюда реалистичность фона.

Ведь что такое стиль реализма? Это произведение, вдохновлённое социальным открытием, которое никому, кроме автора, ещё не грезится.

Вот возьмём безусловного писателя-реалиста, у которого человек летал.

«Срывающимся голосом он потребовал от полицейского, чтобы тот удалил с площади сумрачных подозрительных людей. Пастух — играл его ди Грассо — стоял задумавшись, потом он улыбнулся, поднялся в воздух, перелетел сцену городского театра, опустился на плечи Джованни и, перекусив ему горло, ворча и косясь, стал высасывать из раны кровь. Джованни рухнул, и занавес, — грозно, бесшумно сдвигаясь, — скрыл от нас убитого и убийцу. Ничего больше не ожидая, мы бросились в Театральный переулок к кассе, которая должна была открыться на следующий день. Впереди всех несся Коля Шварц. На рассвете «Одесские новости» сообщили тем немногим, кто был в театре, что они видели самого удивительного актера столетия”.

Бабель сделал социальное открытие, что люди – потенциально хорошие. (Не бог весть что. Целая философия, марксизм, на этом построена: отмени-де только частную собственность, корень зла, и всё – зло пропадёт. Ошибка, но так думали тогда многие.) Бабель для себя открыл, что добро в людях сидит, спрятанное. Ещё до отмены частной собственности. Поэтому он берёт совершенно непотребных дореволюционных подонков: спекулянтов театральными билетами “я”-повествователя и Колю Шварца, его уродливую жену Цилю, — и демонстрирует, как они раскрываются, узрев, «что такое любовь…”. Два последних слова рассказа такие: «невыразимо прекрасным». Об окружающем пейзаже. А на самом деле – о скором будущем окружающего автора в 20-х годах общества.

И к тому и шло (почему и реализм у Бабеля, и почему полёт у него дан нам не непосредственно, а дважды опосредовано: как театральная машинерия и как рассказ о ней очевидца нам, читателям). К тому и шло, и пришло б, если б социализм извратившаяся власть не извратила.

Но она-то извратила. И Балаян тоже сделал социальное открытие: социализм негуманен не в пример капитализму. (Тоже не бог весть что. Но в перестройку многие так думали. Недостаточно многие. Что и теперь сказывается. И что есть социальное открытие, хоть и не ахти какое. Три четверти населения, проголосовавшего за СССР в год его распада, голосовало и за менее лживый социализм, а не за реставрацию капитализма.)

Итак, недостаточно многие думали о негуманности социализма. 30%.

Ну а раз недостаточно многие, то остальных надо пока не обижать, и это можно – скурвились же по-мещански и те 70%. И нужно менять (для Балаяна относительно Шекспира, что было написано выше) оценки “зло” и “добро” на обратные. И самому Балаяну это нужно делать.

Так менять минус на плюс в таких враждебных (70%) условиях нужно очень осторожно. Брать-то как плюс воленс-неволенс нужно крайность: абсолютную свободу. А абсолютная свобода ж – это вседозволенность. Как любовь. Которая, как заявила Кармен реалиста Мериме, свободна. Почему приходит, почему уходит – неизвестно. И может эти переходы с одного объекта на другой и обратно творить с любой частотой. Для чего руководствуется телом любимого, не душой. Что Балаяном и выполнено. Катенька Берсенева перепархивает от своего Коленьки (Левченко) к Голобородько с лёгкостью бабочки. Увидела Голобородько. Молодой. Красивый. Готово. Предлог, мол, чтоб быстрее научился летать, чтоб скорей улететь в Париж с Коленькой, раз уж тот не хочет лететь, пока Голобородько летать не научит… Ну что это за предлог, если тут уже любовь с первого взгляда? То же и с отказом улетать в Париж с Коленькой без Голобородько. То же и с улётом вообще на тот свет, раз не летают больше они с любимым, раз нет к ней у любимого больше веры. Предлог, мол, к Коленьке (он прилетал к ней во сне)… Ну что это за предлог, раз любовь ушла.

У помянутого (за полёт героини, думаю) в фильме Булгакова любовь Мастера и Маргариты тоже с первого взгляда, но она укрепилась душевной связью. Они чуть не вдвоём роман писали. Она – переписывала. Душа в душу жили, не только тело в тело. А у Балаяна Катенька просто висит на шее то у Левченко, то у Голобородько – вот и вся совместность писания.

Нет. Они, все трое, очень красивые. И как тут не царить любви. Это общепонятно и вызывает сочувствие у народа. Тем более – у мещански скурвившегося.

Так же, непосредственно, хоть без полётов, у Никиты со своей девушкой.

«Никита. Ты посмотри, — обняв её за плечи, — какие зубы, какие зубы. А это.

(И тихо сдвигает платье с её плеча. Та противится.)

— Та ну перестань! (Так само обнажается второе плечо.)

Никита. Я ей говорю: так носи. Так она мне не верит. (Опять открывает ей плечо) Покажи, покажи. У нас женский показ…

— Покажите лучше, где у вас кухня.

. . . . . . .

(Она уходит в кухню.)

Никита. Девочка, я тебя очень прошу: пожалуйста, яблочки только порежь.

— Порежу, порежу.

Сергей. Кто это?

Никита. Я понятия не имею”.

Очаровательная свобода. А красивые все – страсть.

Как не сочувствовать.

Ну, сочувствуешь.

Даже когда парочка, отойдя от компании просто за бугор неровного поля, там совокупляется, и видно её становится лишь оттого, что они взлетели на метр от оргазма.

Но претензия ж на то, что это всё поверхность.

А чего поверхность? Какой глуби?

Для счастья в любви мало одной любви, сказал какой-то великий.

Но у Балаяна не то. Писатели ж здесь всё около… И буржуазные ценности. Именно так и называются.

А буржуазные ценности эпохи потребления – это так называемое престижное потребление – для масс и предельный опыт – для элиты. Сверхпрестижное потребление.

То есть относительно вседозволенности в любви глуби-то, собственно, в кино нет. И отсюда реализмоподобность его в кусках, где не летают.

Кто-то из обсуждавших на “Закрытом показе” прояснил замысел режиссёра, выдав другой – не взлёты-оргазмы – образ для высоких буржуазных ценностей. – Была японская выставка. Показывали машину для пошивки джинсов. С одной стороны в неё вползала джинсовая ткань, а с другой выползали почти готовые джинсы. И помощник демонстратора, японец, бросал отработавшие экспонаты в картонный ящик и ногами утрамбовывал их там. А рядом, за занавесом, отгораживавшим машину от других объектов, стояли два пацана, в возрасте, когда уже не плачут, смотрели на это и… плакали. – И вот этого нам было нельзя! – в сердцах воскликнул рассказавший.

В смысле – кошмар.

А как-то не кошмарно…

Высоцкого жаль. Его фотографии, только-только “тогда” умершего, висят во множестве на стене в квартире у диссидента Левченко. Да, Высоцкий был диссидент. Но левый, а не правый, как Левченко! Он глотку рвал, чтоб остановить скурвившийся народ от сползания в потребительскую гонку. За которую, собственно так ратовал Левченко, хвастая в первую очередь своею летающею над постелью любовницей, а больше ничем себя, собственно, не проявивший.

И песня Окуджавы в фильм пришпандорена.

Нет, в 81-м, времени действия в фильме, Окуджава, пожалуй, уже перешёл из левых диссидентов в правые. Но поют-то “Молитву Франсуа Вийона”, 1963 года, когда Окуджава ещё не перешёл…

Но всё это – реакции резко не своего зрителя, крайне антикапиталистического, реакция редкого типа из числа тех 70%. То есть реакция моя какая-то не такая, какая полагалась бы: я не художественный смысл открываю.

Однако и публицистический смысл, – тут — ненависть к советскому прошлому, – оказался ж затемнён. Так надо было просветить… Фильм-то притворился художественным. – Надо было разоблачить, что он околохудожественный.

А вообще, хорошо. Даже по мнению прокапиталиста Балаяна 70% её населения в 2008 году всё ещё остаётся антикапиталистическим. Ще нэ вмэрла… Есть кому возглавить человечество в движении к недостижительности, что спасёт его от гибели из-за прогресса. Украина, раз фильм украинский, может, вместе с Россией и возглавят.

23 апреля 2012 г.

Натания. Израиль.

Впервые опубликовано по адресу

http://www.pereplet.ru/volozhin/96.html#96

art-otkrytie.narod.ru

Кноль — это… Что такое Кноль?

Кноль – стопа, в которую уложен строганый шпон, полученный из одного ванчеса или бруса в порядке его строгания.

[ГОСТ 15812-87]

Рубрика термина: Шпон

Рубрики энциклопедии: Абразивное оборудование, Абразивы, Автодороги, Автотехника, Автотранспорт, Акустические материалы, Акустические свойства, Арки, Арматура, Арматурное оборудование, Архитектура, Асбест, Аспирация, Асфальт, Балки, Без рубрики, Бетон, Бетонные и железобетонные, Блоки, Блоки оконные и дверные, Бревно, Брус, Ванты, Вентиляция, Весовое оборудование, Виброзащита, Вибротехника, Виды арматуры, Виды бетона, Виды вибрации, Виды испарений, Виды испытаний, Виды камней, Виды кирпича, Виды кладки, Виды контроля, Виды коррозии, Виды нагрузок на материалы, Виды полов, Виды стекла, Виды цемента, Водонапорное оборудование, Водоснабжение, вода, Вяжущие вещества, Герметики, Гидроизоляционное оборудование, Гидроизоляционные материалы, Гипс, Горное оборудование, Горные породы, Горючесть материалов, Гравий, Грузоподъемные механизмы, Грунтовки, ДВП, Деревообрабатывающее оборудование, Деревообработка, ДЕФЕКТЫ, Дефекты керамики, Дефекты краски, Дефекты стекла, Дефекты структуры бетона, Дефекты, деревообработка, Деформации материалов, Добавки, Добавки в бетон, Добавки к цементу, Дозаторы, Древесина, ДСП, ЖД транспорт, Заводы, Заводы, производства, цеха, Замазки, Заполнители для бетона, Защита бетона, Защита древесины, Защита от коррозии, Звукопоглащающий материал, Золы, Известь, Изделия деревянные, Изделия из стекла, Инструменты, Инструменты геодезия, Испытания бетона, Испытательное оборудование, Качество цемента, Качество, контроль, Керамика, Керамика и огнеупоры, Клеи, Клинкер, Колодцы, Колонны, Компрессорное оборудование, Конвеера, Конструкции ЖБИ, Конструкции металлические, Конструкции прочие, Коррозия материалов, Крановое оборудование, Краски, Лаки, Легкие бетоны, Легкие наполнители для бетона, Лестницы, Лотки, Мастики, Мельницы, Минералы, Монтажное оборудование, Мосты, Напыления, Обжиговое оборудование, Обои, Оборудование, Оборудование для производства бетона, Оборудование для производства вяжущие, Оборудование для производства керамики, Оборудование для производства стекла, Оборудование для производства цемента, Общие, Общие термины, Общие термины, бетон, Общие термины, деревообработка, Общие термины, оборудование, Общие, заводы, Общие, заполнители, Общие, качество, Общие, коррозия, Общие, краски, Общие, стекло, Огнезащита материалов, Огнеупоры, Опалубка, Освещение, Отделочные материалы, Отклонения при испытаниях, Отходы, Отходы производства, Панели, Паркет, Перемычки, Песок, Пигменты, Пиломатериал, Питатели, Пластификаторы для бетона, Пластифицирующие добавки, Плиты, Покрытия, Полимерное оборудование, Полимеры, Половое покрытие, Полы, Прессовое оборудование, Приборы, Приспособления, Прогоны, Проектирование, Производства, Противоморозные добавки, Противопожарное оборудование, Прочие, Прочие, бетон, Прочие, замазки, Прочие, краски, Прочие, оборудование, Разновидности древесины, Разрушения материалов, Раствор, Ригеля, Сваи, Сваизабивное оборудование, Сварка, Сварочное оборудование, Свойства, Свойства бетона, Свойства вяжущих веществ, Свойства горной породы, Свойства камней, Свойства материалов, Свойства цемента, Сейсмика, Склады, Скобяные изделия, Смеси сухие, Смолы, Стекло, Строительная химия, Строительные материалы, Суперпластификаторы, Сушильное оборудование, Сушка, Сушка, деревообработка, Сырье, Теория и расчет конструкций, Тепловое оборудование, Тепловые свойства материалов, Теплоизоляционные материалы, Теплоизоляционные свойства материалов, Термовлажносная обработка бетона, Техника безопасности, Технологии, Технологии бетонирования, Технологии керамики, Трубы, Фанера, Фермы, Фибра, Фундаменты, Фурнитура, Цемент, Цеха, Шлаки, Шлифовальное оборудование, Шпаклевки, Шпон, Штукатурное оборудование, Шум, Щебень, Экономика, Эмали, Эмульсии, Энергетическое оборудование

Источник: Энциклопедия терминов, определений и пояснений строительных материалов

Энциклопедия терминов, определений и пояснений строительных материалов. — Калининград. Под редакцией Ложкина В.П.. 2015-2016.

construction_materials.academic.ru